|
|
Алексей ЧАДАЕВ
[Пошаговая история ренегатства]
[В квадратных скобках - пояснения от библиотекаря]
[...]книжка моя ["Путин. Его идеология"] - это... как бы поточнее... не то чтобы апология или, паче того, панегирик. Это как бы попытка немножко побыть Путиным - для того, чтобы понять, что происходит (т.е. что делается).
А логику своего "перехода" я, раз уж пошла такая пьянка, расскажу.
Путинский взлёт был мне омерзителен. Эстетика фразы "мочить в сортире" - чудовищна (хотя само решение о войне я не мог не признать настоящим политическим). Но более всего бесило меня не это, а то, что вытащили откуда-то какого-то хрена с бугра и непонятно каким образом заставили проголосовать за него более половины моих сограждан. Это породило у меня ощущение бессилия, отчаяния, рабства даже. Собственно, ключевая фраза на сайте - "они всё решили за нас".
Был, между прочим, и "личный" момент, связанный конкретно с ФЭПом - из Мити [Дмитрия Иванова] из Марины [Литвинович], из Макса Мейера (но, кстати, не из Вани Давыдова, не из [Марата] Гельмана и не из Павловского) тогда буквально пёрло во все стороны ощущение собственного всесилия, уверенность, что они "поймали Бога за бороду". А я, в свою очередь, внутренне верил, что это ощущение ни на чём не основано, что никакого морального права на власть у них нет и быть не может, и само по себе обладание той или иной технологией никогда и ни в каком случае этого права не даёт.
Первый, но, пожалуй, наиболее сокрушительный удар по моей позиции нанесла жена, которая, в отличие от меня, Путина сразу восприняла "как должное" и на все мои аргументы спокойно сообщала: "посмотрим, что ты скажешь года через три" (и оказалась кругом права, как выяснилось).
Второй удар случился тогда, когда разгромили НТВ. А в плане этого самого "ощущения всевластия" по сравнению с киселёвскими Марина, даже тогдашняя - просто монахиня Шамординской обители. Гнусная, гнилая до мозга костей тусовка. Собственно, именно тогда, будучи откровенно "антипутинским", я, тем не менее, и написал цитировавшееся недавно Паркером обращение к Немцову - гусинские (а равно березовские, в частности, Доренко и поэт Дёма[Демьян Кудрявцев, сподвижник Березовского], светлый образ коего было ярким впечатлением московской кампании-99) мне и тогда, и сейчас казались значительно бОльшим злом, чем любой Путин.
Третий, понятно, когда в трубу вылетел Борис Абрамыч[Березовский]. Собственно, после этого я уже не мог считать себя "врагом режыма" - коль скоро режым, оказывается, может всё то, о чём ещё в 98-м можно было только мечтать. Сам этот факт стал для меня поводом прекратить обновлять упомянутый сайт [Дутый Пу].
При этом я никогда не был сторонником лозунга "олигархов - на нары"; я различал Г.[Гусинского] и Б.[Березовского] от других. Ходорковский мне, скажем, всегда (ещё с 99-го) отнюдь не казался вселенским злом, а когда появился доклад СНС и вслед за ним начало раскручиваться дело ЮКОСа - я написал на Глобалрусе статью "ЮКОС: стратегия контрудара", которую считаю правильной и сейчас (там МБХ предлагалось не становиться очередным Гусинским, а попробовать побороться за Путина, осознав себя частью государства). Моя позиция по делу ЮКОСа, кстати, не изменилась с тех пор: я считал и считаю его катастрофой, за которую стороны (ЮКОС и Кремль) несут обоюдную вину. Правда, катастрофа не в том, что у кого-то что-то отняли: то, что олигархическая собственность нелегитимна, я понимал всегда, и по состоянию на 2003-й писал разные тексты на модную в то время тему способов её легитимации. Катастрофа - в том, что дело - модельное (т.е. ситуация устроена так, что каждый, даже очень бедный, может почувствовать себя Ходорковским; а это - удар по власти, по государственности как таковой); подробности опущу.
Кстати, на этой теме я впервые и познакомился с [Владимиром] Голышевым - 26 октября 2003 г., в день ареста Ходорковского, в Нижнем (на том самом форуме, откуда МБХ и улетел в Новосибирск) проспорив с ним несколько часов кряду: его позиция тогда была погромно-антиолигархической, а моя - "охранительной" по отношению к крупным собственникам. Но почему-то я уже тогда знал, что если погром закончится, то завтра наши роли поменяются: Голышев, не дождавшись от власти нового погрома, уйдёт в революционеры, а я, наоборот, буду защищать от него порядок вещей - примерно так, как пытался защитить его в упомянутой статье. По этой же логике я не принял предложения о работе, переданного мне двумя известными ЖЖ-юзерами лично от МБХ, прочитавшего статью - что называется, "а мог бы и денег заработать".
Но вот почему-то мне это показалось невозможным именно исходя из понимания "порядка вещей" (с которым я тогда долго носился после статьи [Александра] Тимофеевского в К-1 [первом "Консерваторе"]).
Кстати, поступи это предложение не до, а после того, как его посадили - я бы, скорее всего, решил иначе, главным образом из боязни самому себе показаться трусом.
Но главным и переломным для моего отношения к Путину стал, как ни странно, 2004 год.
Это был для меня трудный год. Первую его половину я сидел без гроша, дописывая на даче диссер и готовясь к защите, а попутно зализывая раны от своего поражения в "новых правых".[Партию "Новые правые" у Чадаева прямо из стойла увел Владимир Шмелев - библ.] Я не знал, чем займусь после диссера - был даже момент, когда я чуть было не взялся делать сайт для журнала о часах. Одновременно я приводил в порядок свою "философскую базу" - читая С.Булгакова, Лосева, Флоренского - и одновременно Дерриду, Бодрийяра, Делёза. Плюс - с лёгкой руки Л.И.Блехера открыл для себя социологию как предметную область, как пространство, и принялся бдительно и подробно принялся изучать всё, до чего мог дотянуться по части теории.
И тогда же летом одна моя знакомая, работающая ныне в ИЭГ (Катя Гандрабура; с ней я познакомился тогда же и там же, где с Голышевым - в Нижнем) сделала доброе дело: вытащила меня на конференцию в Киров по региональному-свет развитию. И там я (к изумлению завсегдатаев) жадно, как нечто абсолютно для себя новое и неожиданное, слушал доклады ЦСИ ПФО - всего-навсего Серёгу Градировского и того же Глазычева. Но главное даже не это, а мой длинный "ужинный" разговор с начальником кировского АО Энерго Леонидом Сухотериным - о трубах, да; и о том, как сохраняется и передаётся тепло. Собственно, тогда-то меня и пробило.
Дело в том, что я вырос в семье инженеров. Моё сознание - это изначально сознание строителя, т.е. человека, для которого все эти дороги, трубы, колодцы, насосы и отстойники, дома и города - это очень важная, чувствуемая на ощупь предметная реальность. Но при этом сам я гуманитарий - к тому моменту месяц как свежеиспечённый кандидат культурологии. Эти две линии моего сознания существовали параллельно, почти никогда толком не сходясь: хотя, скажем, в качестве начальника интернет-отдела Работы.ру я был единственным коммуникатором между программистами и писателями, но внутри меня это были как бы два одновременно существующих идентичности. Когда я думал об архитектуре проекта - я не мог мыслить литературными образами; и наоборот. Но когда мне рассказали люди, пропахавшие носом пол-России, что (сильно огрубляя) из трёх, казалось бы, обречённых на покидание сёл или городов выживает не то, где лучше дороги и трубы, где сильнее тамошняя "економика", а то, где есть какая-нибудь местная диковина вроде музыкальной школы, из-за которой несколько городских (или деревенских) сумасшедших сдохнут, но не уедут - и именно это "всё держит", я понял, насколько связаны между собой, с одной стороны, литературные образы, а с другой - трубы и колодцы; и в каком это смысле на самом деле мир есть текст. И на чём в конечном счёте держится весь этот порядок вещей.
Не знаю, надо ли объяснять, почему именно вследствие этой ментальной революции я в августе того же 2004 года пришёл к Максу Шевченко (моему предшественнику на отделе политики) и напросился на работу в РЖ. Проиграл тогда, как водится, по деньгам по сравнению с сайтом журнала "Мои часы", но зато уже точно знал, что уход "из политики" на пенсию отменяется. Что теперь я точно знаю, кто я и за кого. Собственно, уже в этот момент я был готовый автор книги "Путин. Его идеология". Потому что точно знал, почему его идеология сегодня в сто раз важнее, чем любая из возможных моих (и кого-либо ещё) идеологий. Да-да; для тех самых труб и колодцев.
Я ничего не исключаю. Я точно знаю, что время и поток событий сильнее любых "окончательных и бесповоротных" решений. Я знаю, вместе с тем, что на самом деле я защищал одно и то же, одни и те же ценности и в 2000-м, и сейчас - и отнюдь не претендую в этом смысле на уникальность; т.е. никому, в том числе и из нынешних своих оппонентов, не отказываю в праве думать о себе так же. Я знаю, что "за" политической позицией на самом деле всегда стоит какая-то другая, мировоззренческая позиция - хотя далеко не всегда человек в состоянии внятно её даже для себя проговорить. И ещё я знаю, что не бывает никакого "пиара", а бывает борьба идей - которая тем содержательнее, чем точнее и честнее наш общий язык: тот, на котором мы спорим о взглядах. И тем бОльшее преступление совершают те, кто размывает и уничтожает смыслы слов. Поэтому иной политический противник для меня ценнее, чем союзник (и наоборот). Даже жёстче: не всякий мой политический оппонент является на самом деле моим оппонентом (как и не всякий союзник - союзником). Вот это - то главное, что изменилось во мне с 2000-го: "тогда" я не понимал, как возможна "другая" точка зрения, кроме "правильной".
Всё, пожалуй.
Источник
|