Владимир ЛАВРИШКО
КОПУЛЯТОР-5
Совершенно фантастический рассказ
Я вознесся в самый неподходящий момент. Вот-вот должно было произойти семяизвержение. Оператор врубил трансфокатор и наехал крупным планом. И тут я завис над партнершей. В свете всех юпитеров. Как идиот в янтаре. Абсолютно голый, естественно. Как и полагалось по сценарию.
По сценарию я – литерный робовек АLS–32-215 с правом дополнительного сна. Отпуск в созвездии «Ч». В самый бархатный там сезон. Производитель робовеков 1-й категории. Блистательный и неутомимый. И вот я, неутомимый и блистательный, беспомощно барахтаюсь над раскорячившейся партнершей.
- Ну и зачем оно тебе надо?
Партнерша подо мной приподнялась на локтях. Ну не дебилка? Удачнее вопроса придумать она не могла. Она что, решила, что это я импровизирую для собственного удовольствия? Фаллос чуть не бьет по животу. Режиссер разинул пасть так, что не может захлопнуть. Челюсть, наверное, вывихнул. Видно лишь, что он силится там что-то произнести. Но только воздух ртом хватает.
- Черт-те что и с боку бантик! – партнерша фыркнула и сдвинула ноги циркулем.
- Камера, стоп! – режиссер, наконец, обрел дар речи. Багровая лысина свесилась с крана.
- В чем там дело?
Это он к ассистенту. Со мной он не захотел общаться, хотя я был несравненно ближе. Практически на расстоянии вытянутого фаллоса. Ассистент там внизу выхватил из «жопника» замусоленный сценарий и стал мельтешить страницами.
- В сценарии нет! – сообщил он, пожал плечами и остался в таком положении, задрав голову, ждать дальнейших указаний. Я плавал на уровне режиссерской лысины с фаллосом в форме флагштока.
- Нет, я, бл[...], с ума сойду! – оповестил режиссер всю съемочную площадку посредством мегафона. – Ты что думаешь…
- Чтоб я такое себе позволил! – ассистент в большом волнении безуспешно стал пытаться затолкнуть сложенный вдвое сценарий обратно себе в задницу.
- Что, я хуже тебя сценарий знаю?
- Чтоб я такое подумал! – завопил ассистент в еще большем волнении и сразу попал сценарием куда надо.
Режиссер в ярости развернулся ко мне. Мне ясно представилась сцена собственных похорон, скорбная процессия с микрочипами лучших моих творческих достижений на старомодных бархатных подушечках перед горсткой моего пепла в горшочке на носилках.
- Какого хрена… - режиссер резво отпрянул от моего фаллоса, - он тут болтается?
Режиссер упорно обращался не ко мне, а к ассистенту. Поэтому я как-то не понял, к чему относится режиссерский вопль насчет болтания – к фаллосу или ко мне в целом. Но сцена собственных похорон моментально дополнилась в моем воображении пышными деталями: гирлянды из настоящих живых цветов, доставленных по такому случаю светолетом прямо с планеты цветов, сполохи траурной цветомузыки над процессией…
- Я спрашиваю! – заорал режиссер благим матом.
Вообще-то любой бы заорал благим матом, если бы ему смазали фаллосом по лысине. Ассистент привычно скучно осмотрел меня, подавил зевок и прикрыл рот ладонью. Вчера он перебрал в компании старлеток и не выспался. А что касается моего воздухоплавания со стойко возвышающимся фаллосом, то на съемочной площадке ему приходилось видеть и не такое. К творческим мукам режиссеров и их воплям он тоже давно попривык. Он еще раз скучно взглянул на меня.
- Летает, - сообщил он.
- Да? Серьезно? Ты так думаешь? Нет, я, блядь, точно с ума сойду!
Режиссер, наконец, свирепо крутанул свое кресло ко мне.
- Кончай…- он набрал полную грудь воздуха, чтобы продолжить тираду.
- Не могу! – огрызнулся я.
Это было хамство отчаяния. Введенный мне перед дублем эректоген продолжал действовать. Фаллос по-прежнему можно было использовать вместо древка знамени. Но режиссер, судя по его физиономии, никаких флагов на нем вывешивать не собирался.
- Ты что? – режиссер ткнул мегафоном в сторону потолка павильона. – Примериваешься вместо лепного украшения? А он у тебя… - режиссер предусмотрительно отдернул вспотевшую лысину в противоположную от фаллоса сторону, - будет там вместо лампочки?
Я отчетливо увидел гроб с собственным телом, опускающийся в отверстый зев аннигилятора. Крупным планом. К действительности меня вернули только дикие вопли с подпрыгиванием.
- Эй!.. Э-э-э… Эй! – это был сценарист, который таким образом старался привлечь к себе внимание.
Кроме того, что орал и подпрыгивал, он еще махал руками. Я не сразу узнал его, потому что он был не в мятых джинсах и свитере, как обычно, а в костюмной паре. Даже с бабочкой. И чисто выбрит. Не иначе, как ходил возобновлять контракт. Он, видно, думал, что ему за бабочку добавят космотугриков.
- Может, пусть летает? – сценарист поправил бабочку. – Перепишем сцену… Юморка подкинем…
Он, видать, сумел пропихнуть в договор условие о дополнительном авторском вознаграждении за сценарные переделки.
- Гравитос создан для копуляции, как птица для полета! Как? Нормально? – сценарист сделал паузу перед тем, как убить всех своей эрудицией в области древних литератур. – Это еще Алексей Максимович Чехов сказал!
Поди проверь. Кто тут будет сейчас в энциклопедии лазить. Этот жук любит ссылаться на классиков глубокой древности. Кто их читал? Но он забыл, что был у нас один суперэрудит. Режиссер заелозил задницей по своему режиссерскому креслу. Он не терпел посторонней эрудиции. Превышающей его собственную. Он поднес мегафон ко рту.
- Это… Антон Павлович Горький! – мгновенно поправился сценарист. – Гравитос создан…
- И правильно! – одобрил в мегафон режиссер. – Пусть этим и занимается! На хер ему летать?! Каждый должен заниматься тем, для чего создан!
Он нацелил на меня рупор мегафона, хотя я плавал буквально в полуметре.
- Ты кто?! – загремел он. Мегафоном он уперся буквально мне в пупок. – Ты – гравитос! Или кто?! Чего ты тут разлетался, мудак летучий?
Я вдруг чихнул. Не выношу щекотки. Тут, под потолком, пыли еще, оказывается, было целый вагон. Паутина проводов… А на растяжках вообще натуральная паутина наросла.
- Ну? - вопросил режиссер.
Я смотрел сверху вниз на всю эту бодягу… визажист гримировал очередного гравитоса под пришельца… осветитель… виноват… мастер по свету тащил через площадку кабель, чтобы подключить еще один прибор… сценарист застыл в вопросительной позе… очередная моя партнерша лежала опять враскорячку… все это заливал беспощадный свет… как в огромном аквариуме…
Мне вдруг стало тошно и как-то всё равно. Шилом в мешке не устоишь, как произносят местную пословицу пришельцы. Генетика – наука стройная. Когда-нибудь это должно было случиться. Поставим точку сегодня. Надоело клепать робовеков перед камерой. Пора сказать правду.
- Ну так что? – режиссер все не унимался.
- Левитация, - сказал я.
Режиссер выпустил мегафон из рук, и тот здорово приложил бы кого-нибудь там внизу по барабану, если бы не болтался на режиссерской шее на ремешке. А так мегафон просто медленно сполз на режиссерское пузо. Режиссер зачем-то снял очки, протер дрожащей рукой, потом снова нацепил на нос, а другой дрожащей рукой провел по вспотевшей лысине.
- Не понял, - сказал он, - юмора…
- Юмора подбросим! – радостно пообещал ему снизу сценарист. – До копуляции или как?
До сценариста еще не дошло. В отличие от режиссера, который как-то сразу обмяк и почти сполз с кресла. Левитанты были занесены в красно-зеленую дискету.
Практически они давно уже вымерли. Даже в нашем иллюзионе левитантов давно уже изображали гравитосы. Соответствующе загримированные. Да что там наш иллюзион! В резервациях, учрежденных якобы для левитантов, перед космотуристами кривляются гравитосы. Клянчат денежку. Хотя всем, кроме космотуристов с далеких окраин Галактики, известно, что левитанты не стали бы ползать на коленях, разыскивая брошенный в подачку космодублон.
С режиссерской лысины пот уже струился по откормленным щечкам. За укрывательство левитанта полагался перевод в робовеки IV категории. Отпуск только за хорошее поведение, да и тот в релаксаторе, где на стенах демонстрируются ландшафты. Я – последний левитант на этой планете. Но кому захочется за укрывательство меня в релаксатор? Режиссер ухватился за подлокотники кресла и подался вперед. Я моментально поправился в уме: …был. Был последним левитантом. Сейчас до нашего самого творческого члена коллектива по-настоящему дойдет и… И раздастся торжественный, предписанный инструкцией вопль: «Берегите левитанта!». И меня начнут изо всех сил беречь, пока в самом скором времени не «доберегут» до инфаркта, или я переселюсь в мир иной от вполне обыкновенной непреднамеренной простуды. Впрочем, дело может кончиться и «суицидом». Вариантов много.
А гравитосы торжественно откроют еще один музей. На целый десяток рабочих мест! Директор музея, три заместителя, художественный директор, два его зама, экскурсовод и уборщица, которой будут приплачивать за утилизацию многочисленных венков, остающихся после посещений музея экскурсиями и официальными лицами… Да!.. Еще создатель экспозиций. В целях воспитания подрастающего поколения гравитосов в духе левитанства. Очень ответственная должность! Но совершенно безопасная. Из гравитоса все равно никогда не получится левитант. Приколоченному гвоздями к кресту и якобы с него вознесшемуся даже понастроили музеев на каждом шагу. Хотя существуют заслуживающие доверия свидетельства, что был он не левитант вовсе, а иллюзионист высокого класса. И после «вознесения», якобы навсегда, его видели в соседнем городишке потягивающем в харчевне винцо. На стене моего музея повесят, наверное, что-нибудь такое душещипательное из истории левитанства. Что-нибудь эдакое вроде выдержки из письма одного знаменитого левитанта с Геи: «Ко мне заходил господин Рей с двумя другими врачами – решили посмотреть мои картины. Они чертовски быстро уразумели, что такое дополнительный цвет».
Ну еще бы не чертовски быстро! Ведь дело происходило в сумасшедшем доме. Подаренным несчастным левитантом портретом, выполненным с применением дополнительного цвета, доктор Рей закрыл дыру в стене курятника. Очистили картину от куриного помета уже потомки достопочтенного доктора. И продали за фантастическую цену. Живопись левитанта вошла в моду. Сам же он застрелился, не сумев продать при жизни ни единой.
Однако со мной поступят, возможно, проще – объявят бездельником-гравитосом, не желающим трудиться. И втихомолку уморят голодом. Поскольку левитанты не умеют ни воровать, ни попрошайничать. Но тут у них могут возникнуть трудности. Проблемы. Я все-таки звезда. Пусть только для гравитосов.
Побледневший режиссер с багровой лысиной, не отрывая от меня глаз, пошарил по пузу. Нашарил мегафон. Поднес его к губам. Сейчас… Сейчас раздастся многократно усиленное матюгальником… Я зажмурился. И стиснул зубы. Разноцветные круги и полосы перед глазами снова сплелись в картину пышных похорон.
- Кончай вы[ёжи]ваться, звезда экрана!
Я вздрогнул. И открыл глаза. Меньше всего я ожидал, что матюгальник
заговорит женским голосом. Я вытаращил на режиссера глаза. Тот вытащил
мундштук мегафона из пасти, сам дико вытаращился на него, откашлялся,
озадаченно повертел мегафон перед собой, опасливо вернул на место и…
- Я уже задрогла тут!
Мы с режиссером свесили головы вниз одновременно. Партнерша, про которую
забыли и я, и постановщик, сидя на постели, куталась в простыню.
- Какой из тебя левитант? – она сморщилась, как от кислого. Как будто ей
там сверху вместо меня показывали нарезанный лимон. - Посмотри на себя!
Я посмотрел. Чисто автоматически. Режиссер оглядел меня более
внимательно.
- Ну? – сказала партнерша.
Это было в моей ситуации, конечно, чистым идиотством, но я сначала
оскорбился. Это я-то не похож на левитанта? И только потом горячая волна
радости окатила меня. Я был спасен! Эта дебилка спасла меня. Сама того не
подозревая. Режиссер бросил на меня еще один изучающий взгляд. Но уже почти
брезгливый. И даже лысина у него начала просыхать.
- Фокусы из самоучителя магии Квотермана - Пасси уже не проходят! – он
опустил мегафон на живот и стал общаться со мной без него. – Придумай для
розыгрышей что-нибудь новенькое!
Он оттопырил губу.
- Вас-ссс-ся!
Всех актеров он называл «васссями». Актрис тоже. Теперь, когда минула
опасность перехода в робовеки IV категории, это у него получилось особенно
шикарно. Я был спасен! Идиот… Ударился в панику… Ну кто в нашем иллюзионе
не работает под левитанта! Это же особый шик! И шик этот пришельцы
снисходительно поощряют. После того как истребили всех левитантов на нашей
планете. Левитанты были неуправляемы. И непредсказуемы. Как и их полеты.
Левитант сам не знает, когда его вдруг вознесет. Поэтому для пришельцев
левитанты были вдвойне опасны. Но рядиться теперь в левитантов – это
поощрялось. Нужно же, как выражается одна моя знакомая, «ромашкой пахнуть
перед космотуристами». Политика. Чтобы не тряслись от страха обитатели
других Галактик, которые предстоит колонизировать. Косить под левитанта –
это даже признак элиты. Касты, если хотите. Многие гравитосы на давно
безникотиновой планете даже заводят трубки. Почему-то они решили, что с
трубками выглядят полевитантнее. Еще в моде нацепить пенсне. Или вырядиться
в венгерку. Вырядиться в левитанта с антигравитационным движком под мышкой
норовит нынче почти каждый гравитос, окончивший какой-нибудь
виртуально-дистационно-заочный курс. И чем замысловатее он замаскирует под
тряпками свой антигравитат, тем выступает с большим понтом.
- А где движок?
Ну наш самый заслуженный и награжденный как будто прочитал мои страхи. Я-то
ведь был голый! Совершенно. Абсолютно голый! Прятать движок мне было
некуда. Но режиссер ждал ответа.
- В жопе!
Это прозвучало раньше, чем я успел открыть рот. Моя партнерша снизу за
словом в карман явно не лазила. Да и лазить ей, в общем, было некуда. Она
сидела, обхватив себя за плечи. Грелась. Прожекторы отключили, чтобы даром
пока не жечь. И в павильоне заметно похолодало.
- До чего дошла наука! – сказал режиссер. – Уже такие миниатюрные делают?
- Скоро вы там разберетесь? – нетерпеливо спросила партнерша. – Я замерзла
к е[...]ени матери!
- Но неоригинально, - продолжал наш оригинал и эрудит. – Это у кого-то уже
было. В прошлом еще тысячелетии. Кинушка была такая… Только там, по-моему,
часы прятали.
- А куда же мне еще! – огрызнулся я.
Немного хамства не помешает. Оно говорит об уверенности в себе. Оригинал
нашелся! Если бы он представлял всю оригинальность ситуации! Мне уже самому
надоело болтаться в смертельно опасном парении, как цветок в проруби. Но
левитация –увы! – не управляема. Наверное, она все-таки кем-то управляется,
но наука еще не дошла, кем и как. Одно совершенно однозначно: спуститься
вниз по собственному желанию я сейчас не могу. И угораздило же меня
вознестись! На этот раз, наверное, все из-за этой их тошниловки. Меня
тошнит непрерывно подряд уже пятую серию. Сколько можно?
- Чего ты лезешь в левитанты? - не унимался режиссер. – У тебя типаж не
тот. Ты взгляни на физиономию свою! На роль нормального копулятора как раз
годишься. Каждому свое!
Меня чуть не вывернуло наизнанку. Может, признаться, и дело с концом?
- У тебя нормальная роль! - продолжал наш неугомонный. – Робовеки
завоевывают Вселенную, неся огромные потери. А ты восполняешь и
преумножаешь робовекоресурсы. Робовеки…
Внизу раздался дикий грохот. А следом за тем дикий вопль. Один мастер по
свету уронил другому мастеру по свету на ногу осветительный прибор. Должно
быть, нанюхался выпрямителя мозгов. Пострадавший на оставшейся ноге скакал
сейчас с выпученными глазами. Мало им этих приборов. Проводов понавесили
кругом. Как паутины. Я плавал между ними, как меж лиан в тропическом лесу.
Еще и оголенные попадались.
- Ногу не оторвало? – поинтересовался режиссер.
Ушибленный мастер, по-прежнему скача на одной ноге, помотал головой.
- Жалко! – сказал режиссер. – По площадке меньше бы без дела слонялся.
- Вот ты, - он снова повернулся ко мне, – подобные потери и восполняешь.
Понял задачу?
- Давно, - сказал я. – Нутром!
А иначе чего бы я тут болтался на верхотуре, сопряженной со смертельным
риском? Нутро-то, видно, и запротестовало.
- Ты – производитель робовеков, - режиссер продолжал втолковывать мне
творческую задачу. – Эти ученые хреновы мудохались, мудохались, создавая
совершенного робота, пока не доперли, что он давно уже существует. Руки,
ноги, голова… Всё есть! Только знай закладывай программы, какие надо. Тебе
и ввели программу в гены. Ты понял?
- Ну! – ответил ему снизу мастер по свету. Тот, который уронил на ногу
прибор. – Понял! Чего тут? Бином Ньютона, что ли?
- Видал? Еще один мудак! Вот с такими мы имеем дело в искусстве! – режиссер
скрестил руки над головой. – Перерыв!
Он взглянул на часы.
- До тринадцати тридцати!
Он подражал пришельцам во всем. Даже в сугубой пунктуальности. Но она у
него получалась не сугубой, а просто нарочитой. Любимой его шуткой было
задать собеседнику вопрос: «Что главное в искусстве?». И самому же на него
ответить: «Пообедать вовремя!». И пояснял: «Мир меняется быстро. Завтра
тебе за это и бублика не дадут!». Неясным оставалось в его пояснении
только, что такое бублик? Опять что-нибудь из древней Кассиопеи…
Режиссерская площадка стала опускаться. Когда до пола осталось сантиметров
десять, режиссер молодцевато спрыгнул. В спортивности он тоже, как все
гравитосы, желающие сделать карьеру, подражал пришельцам. Животик у него
заметно колыхнулся. Про свои полуголодные диеты он всегда громогласно
объявлял, но никогда ни одной не соблюдал. «Искусство требует жратвы», -
невозмутимо говорил он, застигнутый за диетонарушением.
Режиссер выпутал голову из мегафонного шнура. Положил мегафон на край
площадки и задрал голову, адресуясь ко мне.
- Вассся! Останешься голодным! Тебе сосиски брать?
- Не надо, - сказал покалеченный мастер по свету. - Спасибо! Не
беспокойтесь.
- Нет, я точно с ума сойду, - это режиссер уже не сказал, а простонал. –
Столько мудаков я осмыслить не в состоянии!
- Все путем! Юморку подбросим! – сценарист еще не терял надежды на
допвознаграждение. – А? Для амбре? Для запаха?
Сценарист считал себя большим специалистом по юмору.
Режиссер молча прихватил себя обеими руками сзади за штаны, подтолкнул, как
Мюнхгаузен вытаскивал себя за волосы из болота, и выкатился из павильона.
За ним потянулись остальные. Последним двинулся к выходу сценарист. У
дверей он повернулся ко мне.
- Голодным останешься порхать? В чем прикол, не понял! Для рекламы? Так
твоя морда и так на каждой банке детского питания. Зачем это тебе надо? Для
амбре?
Левитантам никогда ничего не надо. Или почти ничего. Особенно чужого. Как
сказал один левитант: «Мне мало надо: краюшку хлеба, каплю молока. Да это
небо, да эти облака». Этого гравитосы понять не в состоянии. Да и пришельцы
тоже. Они втайне потворствуют повальному воровству гравитосов, потому что
так удобнее ими управлять. В любой момент неугодного можно прищучить. И под
страхом наказания использовать в своих целях. Не ворующий подозрителен и
опасен. Поэтому пришельцы и «берегут» левитантов изо все сил. Плохой пример
для подражания. Мотивы каждого поступка должны быть ясны и понятны.
- Рекламный трюк? – любопытство не давало сценаристу проследовать за
остальными в сторону буфета.
Меня вращало под потолком против часовой стрелки. В глазах уже позеленело
от этой центрифуги.
- Естественно! – сказал я. – Согласно вашему сценарию рекламирую
искусственные свиные отбивные для гравитосов, которые следует потреблять
вприглядку перед едовизором, в котором пришельцы хавают настоящие. После
этой процедуры гравитосы все, как один, готовы к завоеванию Вселенной!
Вся вышеперечисленная белиберда действительно содержалась в очередном
сценарном шедевре, который мне предстояло воплощать в жизнь.
- А захотят они ради этого завоевывать Вселенную? – спросил я.
- Не твое собачье дело! – резко обиделся сценарист. - Четыре серии
завоевывали? Будь спокоен, прозавоевывают еще шестьдесят четыре! Как
минимум. Робовек – дурак. Он все слопает. Робовекам… тьфу!… зрителям
нравится, рейтинг высокий. Чего тебе еще надо?
Этот тоже у пришельцев замысловатых слов нахватался. Гравитосы, работающие
на иллюзион, забывают, что они сами давно уже робовеки. И изо всех сил
презирают тех гравитосов, которые наслаждаются их творениями. Так
называемые фантастические сериалы выпекаются один за другим. Пришельцы для
окончательной и безболезненной колонизации производят подмену реальностей.
Подлинную реальность заменяют виртуальной. Реальность, в которой живут
гравитосы, изображается в виде далекого-далекого фантастического будущего.
Гравитосы охают, вздрагивают и цепенеют перед экранами. И с облегчением
переводят дух. У них, слава Криэйтеру, совсем не так… Ну еще бы! У них
едовизор называется совсем по-другому – ФУДУОТЧЕР. И у них, хотя они того и
не подозревают, дела обстоят еще хуже. По планете прокатилась эпидемия
самоубийств. В гены робовеков вводились инстинкт самосохранения и рефлекс
завладения. Но этого почему-то оказывалось мало. Ученые, которых наш
режиссер называл хреновыми, никак не могли понять в чем дело. А убыль
популяции робовеков становилась катастрофической. Поэтому придумали и гнали
теперь «копулятор–сериал», чтобы робовеки хотя бы усиленно размножались. Да
и потом, усиленное занятие робовеков сексом ничего пришельцам не стоит,
сами себя развлекают… Можно было бы, конечно, выводить их клонированием.
Пробовали. Но получилось очень дорого и привело к тому, что тиражировать
себя стали только робовеки – обладатели кучи денег: робовеки – банкиры,
робовеки – мафиози, робовеки – мздоимцы… Всем им захотелось бессмертия.
Кроме того, из-за ошибок в генной инженерии получалось процентов пятьдесят
идиотов и уродов. Стали бурно плодиться бездельники. Столько банкиров,
мафиози и чиновников Галактике было не нужно. Тем более чиновников,
банкиров и мафиози – идиотов. Некому стало на них работать. Пришлось
перейти к контролю над естественной рождаемостью. Однако робовеки и
размножаться в последнее время стали лениться. Они желали только жрать и
развлекаться. А потом отчего-то стали сигать с высоких зданий и мостов.
Ученые умы крепко задумались. Для ученых умов все загадка. А с этим все
просто. У них не было смысла жизни. Хотя над понятием «смысл жизни»
пришельцы издевались. И задумывавшихся над ним посылали в клиники
выпрямления мозгов. «Мы прекрасно обходимся без этого, - говорили
пришельцы, - и ниоткуда никуда бросаться не собираемся». Естественно, мозги
им выпрямляли там у себя с рождения. А левитантов они повывели у себя, как
тараканов.
Может быть, где-то они и правы – левитация не подарок даже самому себе. Не
знаешь не только, когда вознесешься, но и когда навернешься с высоты
обратно. Как только разгневанный сценарист закрыл за собой дверь, я вдруг
рухнул на свое постельно-рабочее место, как куль с говном. Именно кулем с
дерьмом чувствует себя левитант после вознесения. Кажется, за что бы тут,
при такой жизни, держаться? Но от левитанта это не зависит. Да и восторг
полета искупает все. Во время полетов, даже во сне, а не только наяву,
левитант чувствует себя равным Криэйтеру. Во время вознесения левитант
способен создать все что угодно. Вплоть до создания нотного стана
Вселенной, где все мировые элементы расположены с гармонией, открывающейся
только скрипичным ключом. Все это один левитант создал во сне. Хотя в
бодрствующем состоянии левитант занимался тем, что мастерил чемоданы. Ему
пришельцы тоже посвятили музей. И даже поместили на своих космотугриках
загогулину, отдаленно напоминающую скрипичный ключ. Естественно, после
скоропостижной смерти левитанта. Однако до сих пор открыть гармонию
Вселенной с помощью этой загогулины у них никак не получается. Да и не
получится. Они заполнили музей чемоданами. С пола до потолка. А левитант
мастерил чемоданы для чужих путешествий. Сам он не собрался ни разу сесть в
транспунктатор даже припланетных сообщений.
Я рухнул на свое рабочее место так, что партнершу подбросило на постели. Ее
специально устроили на манер батута, чтобы зрителей более впечатляло.
Ушибиться партнерше, конечно, было нельзя, но и такие примочки не
подарок.
- Извиняюсь за неудачный фокус… - сказал я.
Мне действительно было перед ней неловко… вся покрылась мурашками озноба…
все-таки не кто иной, а именно она спасла меня… по-прежнему натягивала на
себя простыню, вместо того чтобы одеться… что взять?.. дура набитая… как
все гравитоски…
- …из старого самоучителя, - сказал я.
- Угу… - сказала она. – Мог бы и сам сообразить, что из самоучителя.
Я озадаченно уставился на нее. И наконец-то рассмотрел как следует. Во
время съемок как-то не до этого: держишь в голове, как не выйти из кадра,
как при какой реплике повернуться, когда начать движение, когда закончить…
И потом за четыре серии это была уже шестая партнерша. Все они, черт их
возьми, быстро выходили из строя. Не успеешь привыкнуть, опять новая.
Просто эпидемия у них какая-то. Эта вот пришла на площадку буквально вчера.
И вот уже сидит, обхватив колени, покрывшись мурашками. Не умнее, чем все
остальные. Во мне боролись два чувства к ней – с одной стороны, она меня
спасла, а с другой – вот только что оскорбила.
- Оденься, - буркнул я. – И пошли в буфет. Подкрепимся.
Сам я уже натягивал плавки и взялся за джинсы. Она и не подумала даже
пошевелиться. Шестая за пять серий. Как гравитосы мирятся с таким частым
изменением облика их героини на экране?
- А где? – я пощелкал пальцами.
Я забыл как звали мою прежнюю партнершу. Разве их всех упомнишь при таком
калейдоскопе? Осветительные приборы, остывая, потрескивали в полумраке.
Голому становилось неуютно. Я влез в джинсы. А она все сидела, обхватив
колени.
- А ты не знаешь? – почему-то издевательски произнесла она.
Она так и не подумала одеваться.
Я пожал плечами. Откуда мне знать?
- В самом деле? – cказала она.
Я снова пожал плечами. Я не ассистент по подбору старлеток. Я этим
кастингом не занимаюсь. Отвечать за них не моя забота. Пахло остывающим
металлом. И живот начинало подводить. От всех этих передряг захотелось
жрать.
- Поднимайся, - сказал я. - Пойдем чего-нибудь перехватим.
Она даже не шевельнулась.
- Может, действительно типаж не тот? – задумчиво произнесла она. – Больно
перекусить горазд…
Мне ее дурацкий апломб начал действовать на нервы. Ведь дура кромешная! Как
и все предыдущие. Не рассмотреть во мне левитанта! Перекусить горазды
гравитосы…
Я подтянул джинсы и задернул молнию. Чего она мудрит?
- А ты не знаешь семнадцатого пункта нашего контракта? – cпросила она.
Я поискал глазами рубашку.
- Это на случай беременности? – рассеянно сказал я.
Рубашки нигде не было. Я заглянул даже под свисавшие простыни.
- Надо было глотать таблетки!
Это, как говорится, их проблемы. В контракте это оговорено. На крайний
случай, существует…
- Да? – сказала партнерша.
Я даже вздрогнул. Это было удивительно! Я ведь вслух ничего не произнес.
Она шевельнулась. Натянутая на колени простыня сползла. И я увидел свою
рубашку. Она в ней кутала ноги.
- Как все вы пожрать любите, - она обхватила себя за плечи и растерла их. –
Что гравитосы, что левитанты… ряженые. И всем все равно, что девушка
замерзла.
Нашлась девушка! Ладно, я терпел, когда болтался там… на ниточке между
жизнью и… Но сейчас ее хамство стало доставать. В конце концов я не
толстокожий гравитос!
- Одевайся! – рявкнул я и выдернул из-под нее рубашку.
Она только покрепче зябко обхватила себя за плечи.
- Транспунктаторы, таймквиклеры… и все ради того, чтобы на пыльных
тропинках далеких планет сожрать сосиску с космонезом?
Это была уже явная провокация. Пришельцы, пока не научились распознавать
левитантов другими способами, так провоцировали собеседника. Вызывая на
опасный разговор. Левитанты сдуру кидались в полемику. Особенно с целью
провокации пришельцы любили цитировать праотца космосознания,
левитанта-отшельника: «Страсть, обуявшая в последнее время некоторую часть
интеллигенции, походить как можно более на животных, уничтожила всякое
различие между этими последними и человеком…»
- Страсть…- начала она.
Я грубо оборвал ее.
- Хватит трепаться!
И кинул ей джинсики. Знаю я эти штучки.
- Страсть… - она сбросила с себя наконец простыню, - страсть как хочется
ребеночка от левитанта!
Идиоткой-то она была идиоткой, но… Но меня тоже голыми руками на такие
приемчики не возьмешь.
- К сожалению… - я развел руками, - к сожалению, их плохо берегли. Но разве
не почетнее быть матерью настоящего гравитоса?
- Как же… Великолепно! – она вздохнула, натянула трусики и щелкнула
резинкой. – Им заткнут дыру в очередном разгерметизированном контейнере. А
если не успеют заткнуть, то он распухнет от обжорства. Или прыгнет с
ретранслятора. Неужели не понимаешь, что пришельцы уничтожили левитантов
руками гравитосов, чтобы гравитосы поистребляли сами себя? Так они
запрограмированны. Пришельцам нужна чистая, стерильная планета…
- Чтобы я рожала от роботов! – сказала она.
- Все рожают, - сказал я.
Меня голыми руками не возьмешь.
- Не все, - она сдула прядь волос, упавшую ей на глаза. – Знаешь, где все
твои бывшие партнерши?
Я уже догадался. Семнадцатый пункт договора: «Иллюзион ответственности не
несет в случае…»
- Неужели все родили? Уже?
- Кто уже, а кто еще собирается… - она снова обхватила себя за плечи. – И
для чего я тебя спасала сейчас? Как ты думаешь?
Я об этом пока ничего не думал. Я думал о бывших своих партнершах.
- И ничего мне не сказали?! Почему?
- Норовишь взлететь не вовремя, - сказала она.- А младенца тогда даже музея
не удостоят.
Она посинела уже от холода, а все пыталась меня уколоть. Но вместо обиды я
вдруг испытал острую к ней жалость.
- И ради чего тогда? – сказал я. - Такой риск?
- С гравитосами такого никогда не бывает, - она прикрыла глаза. – С ними
все равно, что с кухонным комбайном. А с тобой я ведь тоже летала… Не
заметил?
Мне стало стыдно, что я не заметил. И я соврал.
- Заметил, - соврал я.
- Вот и врешь, - просто сказала она.
Она по-прежнему не собиралась одеваться. Худенькая. Губы дрожали. Я обнял
ее. Чтобы согреть. Эректоген давно перестал действовать. К тому же мы еще
остались и голодными. Мне просто было жаль ее, очень жалко. Перерыв вот-вот
должен был кончиться. Я взглянул на часы. И тут она поцеловала меня в губы.
Когда я пришел в себя, мы парили уже под потолком. Я вскрикнул. Но на этот
раз все происходило не под стеклянным холодным глазом камеры.
- Спасибо! Спасибо! – она вдруг стала покрывать меня поцелуями.
- Ты что?! – мне стало так стыдно, что я попытался оттолкнуть ее, но сейчас
же сообразил, что она парит со мной в воздухе только потому, что крепко
обнимает меня.
Дверь в павильон хлопнула так неожиданно, что я вздрогнул. Никогда раньше
не замечал, как громко хлопает эта проклятая дверь. Обеденный перерыв
закончился. Режиссер возник на пороге, еще дожевывая на ходу. И
остановился. Задрал голову. Он смотрел на нас, не отрываясь. Его бочком
обтекали с обеих сторон, не решаясь подвинуть. Ушибленный мастер по свету
обковылял его по стеночке и тоже воззрился на нас.
Сейчас начнутся вопросы. И все будет кончено. Будущему младенцу не откроют
даже музея. И есть еще пять… Моя партнерша, моя глупенькая дурочка, моя
спасительница, любовь моя так прижалась ко мне, как будто я мог ее
защитить. Ушибленный мастер по свету дернул рубильник, и павильон залил
безжалостный безжизненный свет.
Я собрал все силы и резко оттолкнул ее. Она упала точно на
кинематографическое ложе. Ей не должно было быть больно. Ложе даже
спружинило, и ее чуть подбросило. Оголенные провода змеились прямо передо
мной. К счастью, пришельцы не везде еще навели стерильный порядок. И,
прежде чем ухватиться за эти провода, я успел улыбнуться осветителю,
потиравшему ушибленную коленку. Смерть мою спишут на несчастный случай при
исполнении неудачного фокуса с имитацией левитации. Я улыбнулся и взялся за
оголенные провода. Теперь это имело какой-то смысл. Я немного устал… Но род
левитантов на мне не переведется. И мы еще откроем Вселенную скрипичным
ключом!
[Примерно 1997 год]
Источник: "Звезда Поволжья" №12, 29 марта - 4 апреля 2007 г.