Часть IV. Переезд в Москву. Тяжелые потери.
Поиск национальной идеи. Тупик...
(в сокращении)
[...]

Собчак мог раз в неделю залетать в Петербург на очередную презентацию, но он успевал сделать главное: определить стратегию. А больше от него ничего и не требовалось. Потому что все остальное за него делал Путин. Менеджер, стоящий на земле обеими ногами, Путин мог воплотить в жизнь то, что смутным хаосом роилось в голове Собчака. Это был идеальный тандем: один понимал — зачем, другой понимал — как.

После проигрыша губернаторских выборов 96-го года Собчака в покое не оставили: его продолжали вызывать на допросы, на которые он, естественно, не являлся. Закончилось это инфарктом и больницей, откуда Собчака на частном самолете вывезли во Францию. А Путину нужно было жить дальше. Усилиями Алексея Большакова, выброшенного когда-то Собчаком на улицу, Путина пригласили на работу в администрацию президента, и спустя три года он стал премьером “с перспективой”.

Осенью 99-го года Собчак предпринял последнюю попытку вернуться в политику: как независимый кандидат он решил баллотироваться в депутаты Госдумы. Собчак не сомневался в успехе. Он даже рассчитывал занять кресло спикера и стать, таким образом, третьим лицом в государстве.

Сегодня, опять-таки с высоты прошедшего времени, можно предположить, что это было бы совсем неплохо. Почти наверняка мы не потеряли бы половину парламента — Совет Федерации. Вряд ли Собчак согласился бы с самым одиозным решением Путина — отменить прямые выборы губернаторов. Да и сама Государственная дума вряд ли напоминала бы ту безликую бесформенную массу, в которую она превратилась за последние несколько лет.

Денег на выборы у Собчака не было. По старой дружбе ему помогала, по сути, только одна петербургская компания — “Белый город”. Она предоставила в распоряжение бывшего мэра переговорную комнату в своем офисе и машину — потертую “Волгу”. Я ездил с Собчаком на одну из его предвыборных встреч — в Политехнический университет. Собчак встречался с профессорско-преподавательским составом. Я стоял и курил рядом с залом заседаний.

— А почему вы не открыли парадный вход? — спросил за моей спиной кто-то из местных хозяйственников.

— А кто он такой? — ответил ему другой хозяйственник.

— Ну как… Все-таки мэр — хоть и бывший, — возразил первый.

— Да пошел он… Именно, что бывший.

Последний раз я видел Собчака в ночь с 19 на 20 декабря 1999 года. Только что закончился день голосования, шел подсчет результатов. Я стоял в темном вестибюле Мариинского дворца и ждал, когда мне вынесут пропуск. Я видел, как к дворцу подъехал Степашин. Уже несколько месяцев он не был премьером, но с атрибутами не расставался. Они приехали на нескольких джипах с российскими флажками на номерах — сам Степашин, охрана, свита, сопровождающие журналисты. Бодрой шумною толпою они прошли в здание.

А потом пришел Собчак — совершенно один, тихий и неприметный горожанин. Он пришел пешком: по Мойке от своего дома до Мариинского дворца. Собчак не заметил меня, он кивнул милиционерам на входе и прошел через рамку.

...Итоги подсчета голосов в режиме он-лайн отражались на экране, установленном в Синем зале дворца. Собчак опережал своего конкурента — Александра Невзорова. Собчака поставили перед телекамерой Первого канала, пристегнули к одежде микрофон. Прошло минут десять. Были хорошо слышны переговоры по внутренней связи с московской студией... Осветители включили свет, инженер проверил цветовой баланс.

— Нет-нет, все… Не надо Собчака, — сказал московский режиссер.

Свет выключили, микрофон с Собчака сняли. А еще через час стало ясно, что Собчак проиграл и эти выборы. Я пропустил тот момент, когда он ушел из Мариинского дворца. Я вышел из Синего зала. В холле в окружении журналистов и телекамер стоял Степашин. Он рассказывал о том, какое светлое будущее нас ждет с новой Государственной думой. Степашин уже знал, что победил.

После назначения Путина премьером “с перспективой”, по магистрали Петербург—Москва потянулись эшелоны с петербургскими чиновниками.

Поначалу питерская команда поплыла в Москве. Это было видно невооруженным глазом. Безоговорочно преданный Путину Алексей Миллер, назначенный руководить “Газпромом”, несколько раз был в полушаге от своей отставки. Только личность человека, стоящего у него за спиной, спасла его. Были проблемы и у более опытного и самостоятельного Козака. Медведева с самого начала позиционировали как лицо священное и неприкасаемое, ему пришлось полегче. Хаос, в котором несколько лет пребывало НТВ, где я несколько лет работал, во многом стал результатом бурной деятельности петербуржца Александра Дыбаля, назначенного руководить “Газпром-медиа”. Именно Дыбаль настоял на увольнении под метелку всей команды, которая оставалась от прежнего руководителя НТВ — Бориса Йордана. Практического смысла в этом не было никакого, только — амбиции. Закончилась эта кампания отставкой самого Дыбаля.

А сам Путин начал с поиска национальной идеи — стержня, вокруг которого можно было бы выстроить политику государства. Путин создает два института стратегических исследований — один в Москве, другой — в Питере. Обоим ставится одна задача — разработка национальной стратегии развития. Чем занимался московский институт и в чем результаты его работы, так и осталось неясным. Известных мне лично результатов работы аналогичной питерской структуры два: строительство под Питером горнолыжного курорта “Игора” и положительное заключение на введение в стране института полномочных представителей президента.

Путин едет на дачу к Александру Солженицыну, национальному мессии, и задает ему те же вопросы: куда и зачем? Что ответил Солженицын Путину, неизвестно, но судя по тому, что никаких вариантов национальных идей публично не прозвучало, Солженицын не сказал ничего определенного.

Так и не определившись со стратегией, Путин переходит к чему-то более понятному и осязаемому. Он заявляет судебно-правовую реформу. Она предполагает изменения в статусе судей, создание единого следственного комитета, освобождение прокуратуры от несвойственных ей функций. Проведение реформы в жизнь поручается Козаку. Против реформы встает прокуратура... Путин решает не ломать через хребет и спускает реформу на тормозах. На сегодня единственный понятный ее результат: повышение зарплаты судей. Об административной реформе, затеянной примерно в то же время — начале 2000-х годов, сегодня и вовсе никто не вспоминает.

В этой ситуации Путину остается одно: делать то, что ему знакомо, понятно и к чему он абсолютно готов. Путин укрепляет вертикаль власти, решает чеченскую проблему, “латает дыры” в экономике, вкачивает деньги в давно заброшенные — но абсолютно необходимые экономические проекты. Это все нужно и давно перезрело, но по сути своей — тактические задачи. Ведь даже Чечня, с которой связывают ключ к единству российского государства, лишь фрагмент глобальной политики на Кавказе, которой сегодня у государства нет.

Путину не хватает близких людей — тех, кому он мог бы доверять и кто не был бы его подчиненным. Их смерть преследует его, как рок. Через два дня после назначения Путина премьером — в августе 99-го он на обычном рейсовом самолете летит в Петербург — на девять дней смерти отца. 22 декабря того же года Путин узнает о решении Ельцина передать ему президентские полномочия. 25 декабря Путин — на Серафимовском кладбище в Петербурге, где под общим большим крестом похоронены его родители. Приближается 26 марта 2000-го — день выборов президента России. Путин — пока еще исполняющий обязанности. 20 февраля в Калининградской области умирает Собчак. Путин остается совершенно один.

На Никольском кладбище Александро-Невской лавры они последний раз были вместе: Собчак, лежащий в гробу, Путин, изо всех сил старающийся сдержать слезы, Нарусова, которая в 96-м году хотела как лучше, но сама же поставила крест на политической карьере мужа. Там же сделана одна из редких фотографий Сечина, старательно избегающего журналистов и объективов теле- и фотокамер: он случайно попал в кадр. Прошлое в буквальном смысле зарыли в землю.
[...]

Источник: "Новая газета". Цветной выпуск от 30.04.2007 №11 (21) .