Он заявил, что не считает нужным реформировать и Совет безопасности.

На мой вопрос, повлияло ли на его ответы в прямом эфире то, что он зарегистрирован первым номером в списке "Единой России" и должен постоянно думать, чтобы не нарушить закон, ответил:

-- Повлияло. Все в стране, и ваш покорный слуга должны исполнять действующее законодательство, и я не позволил себе делать прямых призывов. В этом и есть соблюдение законодательства.

Правда, ответ на предыдущий вопрос -- о том, что ему подарили на день рождения близкие (оказалось, что костюм, в котором он пришел на "прямую линию"),-- вряд ли тем не менее можно было признать относящимся к его профессиональной деятельности (хотя он и пришел в нем на работу).

На вопрос, жалеет ли он о том, что была его последняя "прямая линия", он ответил, что "лучше вообще ни о чем не жалеть", и это было ровно то же самое, что он ответил восемь лет назад, когда говорил о своей жизни авторам книги "От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным".

Все это время я отдавал себе отчет в том, что эта "прямая линия" обошлась без сенсаций и это было ее принципом. Никто не хотел рисковать. И никому сейчас, в период стабильности, которая даже перед парламентскими выборами не нарушаема почти никакими скандалами, не нужны сенсации.

Но тут было слово "почти" и была одна сенсация. На прошлой неделе в Ъ была опубликована статья главы Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков Виктора Черкесова, способная нарушить эту стабильность и ставшая полноценной сенсацией. В ней автор сообщил, что в стране началась "война групп" и "междоусобица" среди спецслужб.

Эту статью я и попросил прокомментировать президента, когда он выходил из 240-й комнаты.

-- Пойдемте,-- показал он рукой в коридор.

Пока мы шли по коридору, он подробно ответил на этот вопрос.

Сначала Владимир Путин сказал, что не читал этой статьи. Я кратко пересказал ее содержание.

-- Проблема, о которой говорится, имеет отношение к деятельности правоохранительных органов,-- произнес он, выслушав меня.-- И их сотрудники должны понимать, что они должны находиться в состоянии контроля за их деятельностью. У нас нет никого, кто находится вне рамок законодательства. Ситуация, при которой будет такое понимание, будет правильной.

Президент говорил не быстро, то ли давая возможность тщательно записать свои слова, то ли подбирая их.

-- Было бы гораздо хуже, если бы мы создали у сотрудников правоохранительных органов иллюзию, что их работу некому контролировать. При этом я понимаю, что когда деятельность по наведению порядка затрагивает сами контролирующие ведомства, им это не нравится.

Он, без сомнения, сейчас говорил о ведомстве, чей глава был автором статьи в Ъ.

-- Единственный оценщик в этих ситуациях -- суд,-- добавил он, стоя уже у открытых дверей лифта.-- Пока суд не вынесет решения, эти люди являются невиновными.

Я спросил, так все-таки есть война спецслужб или ее, по его мнению, нет.

-- Я бы на месте людей, которые защищают честь мундира, не стал обвинять в ответ всех подряд, особенно через средства массовой информации,-- продолжил президент.

И после этого он решил еще и усилить впечатление от своих последних слов:

-- У нас есть где защищать свои права и интересы.

Я хотел спросить, просил ли в связи с этим автор статьи встречи с президентом России, но Владимир Путин, поняв, может быть, что в этом утверждении заложен именно такой смысл, добавил:

-- Я имею в виду -- в суде.

Владимир Путин сделал паузу и добавил:

-- Когда речь шла о нарушениях в таможенной сфере, когда вылезли подозрения, что часть правоохранительной системы крышует деятельность контролеров, я привлек людей, не связанных с московскими элитами. И в целом их работа была эффективной. Я надеюсь, что и эта работа закончится в суде.

Он все никак не заходил в открытые двери лифта. Он опять хотел что-то добавить -- и сделал это:

-- А выносить такого рода проблемы в СМИ считаю некорректным. И если кто-то действует таким образом, предъявляет такого рода претензии о войне спецслужб, сам сначала должен быть безупречным.
[...]