[...] Журналист Дмитрий Ежков проследил путь Владимира Владимировича с 1990 года до нынешнего времени, удивился трансформации этого человека и попытался понять, почему он стал таким, каким стал. Многие свидетельства публикуются впервые, многие факты удивят как тех, кто до сих пор “поддерживает” Путина, так и тех, кто его терпеть не может.

Часть I. Как я делал из Путина “Чужого”
(в сокращении)

[...]В середине осени [...] мне, бывшему питерскому журналисту, предложили написать большой материал о Путине — о его петербургских корнях и истории политической карьеры.

Я никогда не был знаком с Путиным близко, но несколько раз имел возможность наблюдать его в ситуациях для него сложных, почти критических. А именно в таких ситуациях, как известно, лучше всего проявляется характер и позиция человека. К тому же, занимаясь в Питере журналистскими расследованиями, я неоднократно касался тех же тем, которыми по роду своей службы занимался и председатель Комитета мэрии Петербурга по внешним связям. Одним словом, я имел о Путине заочное представление и видел, что называется, вблизи.

К декабрю 1999 года материал под названием “Чужой” был готов. Несмотря на то, что к тому времени Путин уже три года жил в Москве, мне он казался лицом, чуждым московской тусовке, не вписанным в ее интерьер. Первым делом я, разумеется, отвез материал в Питер и показал людям, которые и сегодня входят в ближний круг президента. Материал был одобрен, и я передал его в аппарат правительства — людям, которые должны были участвовать в раскрутке имени будущего преемника. Те, в свою очередь, передали материал в “Огонек”. Он был заверстан и полностью подготовлен к печати.

Наступил Новый год, а вместе с ним и главное политическое событие Миллениума — уход Ельцина в отставку и передача полномочий Путину. Вскоре после Нового года мне перезвонил ответственный секретарь “Огонька” Сергей Козицкий и сказал, что материал с печати снят по звонку из Кремля.

— А кто снял? — поинтересовался я.

— Главному звонил Громов, пресс-секретарь президента, — ответил Сергей. — А кто принимал решение, мы не знаем.

Тогда я набрал заветный петербургский номер, объяснил ситуацию и через несколько дней уже сидел в кремлевской приемной Игоря Сечина, который следом за новым назначением Путина возглавил его личную канцелярию.

Сечин назначил встречу на семь вечера. В приемной вместе со мной сидели несколько человек, в который раз перечитывая табличку, запрещавшую пользоваться мобильными телефонами. Часам к девяти в приемную заглянул Грызлов. Он был только что назначен лидером “Единой России”. Я помню свое удивление от того, насколько живой человек не соответствовал его телевизионному образу. Сдержанный и корректный на экране, в жизни Грызлов не мог скрыть гордости от своего нежданно-негаданного возвышения. Даже не взглянув на собравшихся, он остановился посреди приемной.

— Игорь Иванович на месте? — поинтересовался он у секретаря.

Получив отрицательный ответ, Грызлов чинно удалился.

А мы продолжали ждать. Сечин приехал часам к десяти. Он безнадежно обвел глазами собравшихся, выяснил — кому и что от него нужно, и каждому повторил практически одну и ту же фразу, предложив встретиться на следующий день в то же время.

На следующий день ситуация практически один в один — только уже без Грызлова, повторилась. На третий день я знал в деталях каждую пуговицу на одежде собравшихся там людей. И они на моей — тоже.

— А мы с вами все сидим, — сказал мне приятного вида человек, когда третий вечер нашего совместного ожидания подходил к концу.

— Да, у нас тут клуб любителей Игоря Сечина, — попытался пошутить я. Мой собеседник кинул на меня быстрый внимательный взгляд и немедленно замолчал. Мне стало неловко за некорректную шутку. Через пару недель человек из приемной превратился в министра сельского хозяйства Алексея Гордеева.

Главный путинский оруженосец принял меня уже в одиннадцатом часу вечера. Скорее всего, я видел Сечина раньше, в Смольном, но совершенно не помнил его по Петербургу. Как, впрочем, и он меня тоже. Я с интересом рассматривал его и вновь поймал себя на мысли, которая впервые появилась у меня еще в Питере: даже не харизматичный по природе своей Путин все-таки на голову выше людей, которые окружают его ежедневно. Вот этот коренастый подвижный человек со стриженой квадратной челкой и был тем всесильным и таинственным Сечиным, который мог — если не все, то — почти.

Сечин вставил дискету в компьютер и при мне тут же прочитал материал.

— Ну, что касается взаимоотношений Патрушева и Степашина, тут не совсем верно, — произнес наконец Сечин.

— Поправим, — с готовностью ответил я.

— А все остальное вроде ничего, — добавил Сечин.

— Дело в том, — перешел я к сути дела, — что кто-то из администрации остановил публикацию материала. Я, собственно, пришел не с претензиями, а всего лишь хотел понять: кто и по какой причине?

Сечин снял трубку внутреннего телефона. Через пять минут в кабинет вошел Громов, пресс-секретарь Президента. Сечин даже не предложил ему сесть. Громов стоял посреди кабинета, а мы оба сидели. Я понял, что моя карьера политического журналиста на этом бесславно окончена: ни один человек — а тем более из коридоров власти, никогда не простит такого унижения.

Передавать разговор Сечина и Громова смысла нет. Да я его и не помню. Разумеется, Громов не ответил на главный вопрос: кто и по какой причине?

— Одним словом, берите этого человека, — кивнув на меня, сказал Сечин, — и работайте с ним.

— Мы можем включить его в кремлевский пул, — ответил Громов. — Ближайшая поездка — в Иваново.

— Вот и отлично, — подвел итог беседе Сечин. О моем материале, который все еще висел на экране его компьютера, он ничего не сказал.

Накануне 8 марта 2000 года в составе кремлевского пула — журналистов, сопровождающих президента, я поехал в свою первую и, как и ожидал, единственную в этом качестве поездку.

Интересным в ней было только неожиданное появление фигуры Чубайса. Не секрет, что отношения этих двух, давно и хорошо знающих друг друга петербуржцев, во второй половине 90-х были далеки от идиллических. В 96-м году Чубайс, оказавшись в кресле руководителя администрации президента, сократил должность, которую должен был занять на то время безработный Путин. Ни тот ни другой, разумеется, этого не забыли. Но ситуация изменилась, и Чубайсу нужно было срочно восстанавливать отношения с без пяти минут президентом.

Чубайс сидел в зале — не в первых рядах и не в последних. Тихий и незаметный, он внимательно слушал, как Путин поздравляет ивановских ткачих с наступающим праздником. Если бы Чубайс был чуть менее умным человеком, какой он есть на самом деле, он должен был бы взять в руки карандаш и показательно конспектировать каждое слово будущего народного избранника.

По завершении короткого визита Путина в Иваново состоялся так называемый традиционный, подход к прессе. Громов раздал журналистам вопросы — кто и о чем должен был спросить и.о. президента. Я на эту роль не претендовал и в этот узкий круг избранных не попал. Меня удивило тогда даже не то, что журналисты вынуждены были задавать Путину вопросы, придуманные кем-то в Кремле. А то, что никто никаких других вопросов задать главному лицу страны не мог. Даже если кто-то не по сценарию поднимал вверх руку, Громов все равно давал слово только тем, с кем все было оговорено заранее.

Во время этой встречи я заметил, что Путин внимательно смотрит на меня. Зная его прекрасную память на лица, я не сомневаюсь, что он меня узнал. Когда мы встретились взглядами, Путин несколько поспешно перевел глаза на кого-то другого. Позже, случайно общаясь с людьми, знавшими его еще по Германии, мы обменялись впечатлениями. Путин, безусловно, узнает людей, знавших его по прежней жизни. Но как человек осторожный и недоверчивый он не знает, что ему ждать от этих встреч. Внутренне он всегда готов к провокации в свой адрес. А лучших провокаторов, чем люди из прошлого, не найти. Поэтому безусловно одно: подобные встречи не вызывают у него восторга, если, конечно, он предварительно сам не дал на них согласия.

Больше я с Путиным никуда не ездил. Без малейшего сожаления расставшись с идеей заняться политической журналистикой, я засунул материал, с которого все начиналось, в дальний угол компьютера и забыл о нем на годы. А сам занялся совершенно другими делами.

Но с годами мне все меньше нравилось то, что происходит в стране. Я перешел работать на НТВ почти сразу после разгрома его первого, и — лучшего, состава. Когда говорят, что летом 2001-го там было пепелище, это правда. Я еще оставался на НТВ, когда снимали Йордана — за то, что канал в прямом эфире показал штурм на Дубровке. Каждый день на канале ТВС, где я одновременно подрабатывал, начинался слухами о его закрытии. И однажды эти слухи подтвердились. Потом последовала история с назначением губернаторов. Мы даже не заметили, как лишились верхней палаты парламента. В стране вновь возобладала психология запретов и иждивенчества. Новости смотреть стало невозможно.

И я почувствовал себя крысой, которую некто с палкой в руках гонит вверх по лестнице. Еще несколько ступенек — и я буду вынужден принимать какое-то неприятное для себя решение. [...]

Об авторе:

ЕЖКОВ Дмитрий Геннадьевич.

Родился 26 июля 1963 года в Архангельской области. В журналистике — с 1989 года. Работал в газетах “Ленинградский рабочий”, “Смена” и “Невское время” (Петербург). Сотрудничал с газетой “Совершенно секретно” (Москва). Специализировался на журналистских расследованиях, преимущественно — в области экономической преступности.

С 1995 года — на телевидении. В качестве режиссера частной петербургской студии делал документальные фильмы для каналов РТР и ТВЦ. В 1997 году организовал собственную телекомпанию “Смена-Видео”. С 1999 года работает в Москве: еженедельник “Собеседник”, авторское телевидение, НТВ. В настоящее время — сценарист игровых сериалов, выходящих на каналах РТР и НТВ. Женат, имеет двоих сыновей.

02.03.2007

16.03.2007
Продолжение

Источник: "Новая газета". Цветной выпуск от 02.03.2007 №7-8(18) .